Yuricon


ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Олонецкие былины и руны Приладожья

Сказочный великан Грейдер был чудовищем пострашнее налоговой системы: руки у него оканчивались огромными бульдозерными ножами, шесть ног были обуты в гигантские шины ярославского завода, а вместо сердца стучал пламенный дизель из Горького. Тем не менее, нрав у него был самый миролюбивый: бывает, идут лесорубы по тайге, а он за ними крадётся, подслушивает – о чём говорят, что в мире делается. А то телегу почует и давай за ней десяток вёрст топать – по колеям да по лежнёвкам, просто из любопытства – куда это люди едут. Или девок затеет пугать, что за ягодами на поляну приходят – как вылезет из чащи, как начнёт руками размахивать, дизелем пыхтеть, девки-то и разбегутся с визгом, лукошки побросав. Он короба соберёт, сложит в углу поляны (потом мужики-тревожники заберут), да и за новой потехой отправится.

Всё потому так было, что едой для Грейдера служил каменный сок: какой ему в этом случае интерес до людей да скотины? Просто позабавиться – чем, собственно, и занимался. А камни подгребал руками-отвалами, жрал, перемалывая горьковским дизелем, испражнял крошку, топтал ее ножищами. И делал так беспрестанно, потому что сока в камнях – что жемчуга в беломорской селёдке, а он был великан, и еды ему требовалось много.

Поэтому, куда бы и за чем ни шёл Грейдер, за ним всегда оставалась полоса утрамбованных каменных объедков. Люди-то скоро поняли, что по этим полосам и ездить, и ходить гораздо удобнее, чем по раскисшей земле да по болотинам – стали Грейдера приманивать в нужных им направлениях. И протянулись от деревни к деревне следы великановы, и называть их стали – грейдеры.

Проходят они по самым живописным местам, обочин не имеют, и лес, и болота, и скалы, и луга, и дома подступают к ним вплотную – потому они становятся как бы частью природы, не разрушая ее естества. Приятно прокатиться по грейдеру – не спеша, покуривая и наслаждаясь открывающимися видами. Лишь изредка пролетят мимо лесные птахи или разбитые жигули – и снова покой, тишь, умиротворение…

Подпорожский грейдер по праву относился к числу наиболее живописных на западе Ленобласти – не одна машина устраивалась здесь на длительную стоянку в стремлении побольше пообщаться с дивной красотой. Поводы изобретали самые разные: кто рессору сломал, у кого амортизатор вырвало, кто с бампером распрощался – бесконечна людская фантазия. Прознал об этом злой дракон Петродорстрой – и завидно ему стало, что такой бестолковый дурак, как Грейдер, смог людям помочь одними продуктами своей жизнедеятельности, а он, такой умный, сильный и важный дракон – как ни старается, а все его только чёрными словами поминают. И разозлился Петродорстрой, и в ярости плюнул огнём вдоль тропы великановой. Волной прокатилось пламя по каменному крошеву – оплавились камни, застыли, превратившись с твёрдое дорожное покрытие. А там, где от ожогов кровь земли выступила – вообще асфальт получился.

Так что теперь от Вытегры до Подпорожья особо в окошко не полюбуешься: как поворот на Вознесенье проехал - знай себе дави на педаль да не оборачивайся. А то мало ли что этому Петродорстрою в голову взбредёт…..Вдруг решит на оставшуюся часть грейдера огнём дунуть…

Легенды легендами, а остаток старого грейдера Вытегра – Подпорожье по-прежнему подкупает своей искренностью: в сухую погоду ехать по нему одно удовольствие. За вытегорской границей встречает Палтога – место, где соседствуют две эпохи православной архитектуры, затем дорога идёт через поля и лес, и так до самой отворотки на Вознесенье. Нам довелось пройти эти маршрутом дважды – по пути к Лодейному Полю и в обратную сторону – от Свири к Вытегре. Во втором случае грейдер уже не показался нам весёлым и жизнелюбивым – но об этом мы расскажем попозже, в последней песне Беломорской были, где пойдёт речь о путешествии из Петрозаводска в Москву.







Итак, миновав поворот на Вознесенье, мы двинулись к Подпорожью, ещё ничего не зная о печальной судьбе легендарного грейдера и предвкушая тряское времяпрепровождение часа на три, а то и поболее. Но буквально через несколько километров под колесами зашуршал асфальт – вдаль, насколько хватало глаз, убегала лента свежеуложенного хайвея. В итоге до Подпорожья мы долетели минут за сорок, а уж дальше до самой М18 пошёл характерный тракт с разбитым асфальтом, требующий повышенного внимания. Кстати, по обочинам этого отрезка в изобилии пасутся инспектора ГИБДД – поэтому неспешная езда приветствуется не только подвеской, но и кошельком.

Переехав через Свирь, мы решили использовать неожиданную фору по времени для посещения Александро-Свирского монастыря. Последний раз я бывал в этом достойном месте шесть лет назад, и тогда плачевное состояние одного из подворий, оккупированного очередным медико-социальным учреждением, произвело гнетущее впечатление. Сейчас же дух возрождения совершенно окреп – и когда мы вошли под своды Троицкого собора, то к горлу буквально подкатил ком: кем же нужно быть, чтобы принести красоту храмовой росписи в жертву клистирным трубкам… Борьба с религией – это не аргумент, поскольку, если быть последовательным, то под этим флагом нужно было сжечь половину музейных фондов страны, ибо сюжеты многих классических полотен и скульптур основаны на библейских темах…

Вновь вспомнилась Маурова гора и пляшущие на её вершине дети шайтана с фотоаппаратами… Трудная тема, не исчерпывающаяся лишь сухими строчками учебника истории…











Деревянные мостки на Рощинском озере целы и невредимы, но теперь к ним добавился ещё и крепкий бетонный причал, о котором уже упоминали в здешних отчётах. Из субъективно новых впечатлений ещё отмечу просторную автостоянку, ибо отныне площадь перед монастырскими воротами не загромождается транспортом, а паломники, как и надлежит, шествуют до святыни пешочком.





Из Свирского мы направились в Олонец, остановившись для осмотра уникального подвесного деревянного моста через Олонку. Мы даже набрались смелости и испробовали его на прочность, испытав непередаваемые ощущения.

Не иначе, за безопасностью перемещения по мосту следят местные духи воды, воздуха и всемирного тяготения - иначе отловить критические момент резонанса собственных колебаний и движения мостика было бы весьма проблематично, особенно пятничным вечером, а также в выходные и праздничные дни.









Миновав город, двинулись вдоль реки в сторону Питкяранты, вновь проехав тот же подвесной мост, но уже по другому берегу. Вскоре попался и другой мост – вантовый, также неоднократно упоминавшийся в отчётах путешественников к2000.









Неподалеку от посёлка Видлица мы решили сделать остановку и дождаться вторую машину, догонявшую нас уже в течение полутора дней. Однако, разбив шатёр, рассиживаться не стали и поехали на ладожский берег. Несмотря на облачную дымку, застилавшую небосвод, смогли поздороваться с озером, которое совершенно неожиданно обнаружило свою космическую суть.















Здесь же, на берегу, я нашёл деревянную кость для ритуальных обрядов и специальный камень, помогающий отыскать хорошую АЗС даже в районе Оредежа.

Возвратившись в Видлицу, решили посетить магазинчик с целью пополнения иссякающих запасов пальмового масла для смазывания сапог изнутри, а также топлёного сала – для смазывания снаружи.

И вот, когда мы выходили из ворот лавки, нагруженные товарами, к нам подошёл тот, на встречу с которым в Северном Приладожье мы уж точно никак не рассчитывали. Узнать его было просто: косматый, с черноватой шкурой на морде, вокруг обоих глаз красовались здоровенные многоцветные пятна, напоминающие человеческие фингалы.

- Мужики, - сказал Снежный Человек по-нашему, по-карельски, - рад приветствовать вас в этой дыре.
Мы вежливо улыбнулись, но на всякий случай сказали, что не понимаем языка.
- Говорю, рад приветствовать вас тут! - уже по-русски свободно продолжил Снежный Человек. – Это наша золотая Карелия. Птица, рыба, зверь. Лес, грибы, ягоды. А вы откуда?
- Из Москвы, - не стали скрывать мы, пряча улыбки.
- О! Да. Птицу – влёт. Зверя – в глаз. Рыбу – как хочешь, хоть руками. Потому что это – наша золотая…
Диалог явно зацикливался. Я только открыл рот, чтобы прочитать что-нибудь подходящее из перво-Калевалы, как вдруг раздался скрип тележной оси и к нашей беседе присоединился инвалид на коляске.
- Можно, я скажу прямо? – с плеча рубанул калека. И, не дожидаясь согласия кворума, продолжил: Хорошо. Я буду краток. Это.. Будь добр, добавь двенадцать рублей.
- И мне – четырнадцать, - встрепенулся Снежный человек.
Я вынул из кармана полтинник и вложил его в тёплую лапу.
- Хорошие люди, - резюмировало реликтовое существо.
- Люди должны помогать друг другу, - пожал я плечами, - Сегодня я помог тебе, а завтра ты мне поможешь, ведь так?
В глубине чёрных глаз гоминоида отразилась целая гамма чувств, основным из которых был испуг от перспективы завтрашней помощи. Неловкость ситуации разрешил крупный филин, упавший оземь невдалеке и обернувшийся третьим аборигеном.
- Хорош трепаться, - цепко глядя на купюру, сказал птичий оборотень, обращаясь к йети и инвалиду.- Пойдём вина возьмём.
Мы воспользовались моментом и растворились в глубине кулис.

Вечер прошёл в полевой сауне и на перевёрнутых полковых барабанах с сигаретами в зубах. Вокруг визжали комары, радуясь обильной трапезе. Нам было откровенно хорошо и хотелось всех любить.



А ещё хотелось заглянуть в завтрашнюю часть поездки, поскольку нам предстоял единственный день с «открытым» конечным пунктом остановки – не отменяя плановых раскопок, нужно было успеть как можно дальше продвинуться на север.